Реставратор Виталий Шмелёв: «Подлечили и законсервировали – для истории»

Продолжаем знакомиться со специалистами музея-заповедника «Куликово поля», которых желали бы иметь в штате многие учреждения культуры, хранящие и экспонирующие уникальные артефакты. Новую профессиональную историю рассказывает научный сотрудник Андрей Антонов вместе с реставратором по металлу Виталием Шмелевым. 

Входя в кабинет заведующего отделом реставрации и консервации фондов музея-заповедника «Куликово поле» Виталия Шмелёва, автор этих строк ожидал увидеть офис, каковой и приличествует завотделом. Но вместо этого оказался… на складе втормета, разбавлял эту картину лишь притулившийся в углу компьютер. А сам хозяин меньше всего походил на клерка – его боевая спецовка навевала ассоциации с пролетарием завода «Красная кузня».

В реставрационной мастерской Государственного музея-заповедника «Куликово поле» в Музейном квартале

– При работе с металлом, ржавчиной и агрессивными веществами в спецовке удобнее работать, да и стирать её часто приходится. Одна из мои мастерских тут так и называется – Грязная, где происходит первичная обработка предметов. Костюм с белой сорочкой там не пригодится, – улыбается хозяин помещения.

На столах и стульях разложены в разной степени ржавости предметы из потемневшего от времени металла: ножи, сабли, топоры и ещё масса небольших железяк в коробках. В углу – какие-то гнутые полосы железа, которых раньше, до эры сдачи металла, было полно навалено вокруг каждого завода.

– Это – вотивная порча, – поясняет Виталий. – Сабли, согнутые намеренно. Воин погиб – оружие его тоже: таково было представление наших предков. Этот обычай возник в глубокой древности. Порча древних вещей при погребальном обряде, их символическое «умерщвление», чтобы вещи впоследствии «оживали» в загробном мире и служили своим владельцам. Этот элемент обряда присутствовал у народов Европы, жителей Сибири, Кавказа и так далее. Разумеется, что ломали, гнули и как-то иначе портили не только оружие, но и другие вещи, например, били керамическую посуду. Задачи выпрямить их передо мной не стоит – удаляю только активную, желтую ржавчину, не омолаживая, а добиваясь идентичности предмета.

Сабли с вотивной порчей до реставрации

Я специализируюсь на реставрации металла – и археологического, и этнографического, и связанного с Великой Отечественной войной. Работать приходится с чёрным и цветным металлом, железом, бронзой, латунью, медью и оловом, а также с драгоценным, в том числе серебром, золотом. Реставрацию в нашем отделе проходят, главным образом, находки из археологических раскопок, проводимых археологами музея-заповедника «Куликово поле», а также хранящиеся в фондах предметы. Это оружие, утварь, предметы народного быта, а также произведения декоративно-прикладного искусства, монеты. Так, последние недавно монеты, с которыми сейчас работаем, – римского времени, III век нашей эры – медные и бронзовые, найденные археологами «Куликова поля» в Щекинском районе. Периодически приходится иметь дело и с монетами царского периода.

В основном, работаю руками, хотя, конечно, голову при этом включать – обязательное условие. Перед началом реставрации предмет необходимо тщательно изучить: определить, из какого металла или сплава он сделан, его сохранность, наличие или отсутствие металлического ядра, толщину слоя продуктов коррозии, наличие активных очагов. Это поможет рассчитать общий объем работы, последовательность и методы обработки, сформулировать реставрационное задание. Вообще реставрацию можно сравнить с работой врача: каждый предмет — это пациент, а его восстановление — индивидуальный метод лечения. Бывает, предмет состоит из 4-5 фрагментов, которые нужно с ювелирной точность собрать в единое целое. 

– Над чем сейчас работаете?

– Одновременно работа может вестись по многим направлениям и разным по времени предметам. Здесь у меня сейчас – рукояти сабель, сами сабли, наконечники на ножны, гарды (поперечина у рукояти). Вот, например, эта гарда: одна сторона у неё – мастерски сделанная серебряная всечка, очищали её под микроскопом. Подлечили и законсервировали. 

Сабля с вотивной порчей после реставрации

При этом требуется и нужно не только восстановить исходный вид, но и составить паспорт предмета – в него заносится всё, что было сделано. Например, расчистка клейма, определение того, насколько хорошо кузнец проковал изделие, нет ли наплывов на металле, каким образом восстанавливалось омеднение частей сабли и так далее. 

– Как долго длится работа над одним предметом? 

– Всё очень по-разному. Вот, к примеру, наконечники стрел с найденного нашими археологами места Судбищенской битвы — одного из самых известных сражений эпохи Ивана Грозного на границе нынешних Тульской и Орловской областей.  Эти наконечники удалось отреставрировать довольно быстро, за неделю. А бывает, что работа длится и месяцами, и даже годами: реставрируешь предмет, отложил – потом снова и снова возвращаешься к нему. С одной стороны, есть план, а с другой – чтобы сохранить эту красоту, спешка не всегда полезна.

Реставрация – процесс многоэтапный. Начальная операция – ручная и механическая обработка, потом при необходимости – химическая очистка, которая удаляет не все продукты коррозии, находящиеся на поверхности металлического предмета. Так чистим предметы с металлическим ядром, на которых имеются поверхностные коррозионные слои. А, к примеру, предмет из медных сплавов в самой последней стадии разрушения представляет собой светло-зелёные сыпучие продукты коррозии, форма предмета сохраняется только за счёт механического сцепления отдельных частиц, которые сцементированы землёй. Вот у меня сейчас старинный навесной замок в работе – он почти весь замещён минералом, железа почти не осталось, а этот минеральный слой даже алмазные твердосплавные буры не берут. 

Ржавея, металлические предметы стремятся превратиться в то, из чего они появились когда-то – в минерал, в руду. Второй закон термодинамики никто не отменял: металлический предмет – это система, стремящаяся к «трухе» и хаосу. Наша задача – процесс прокрутить вспять, насколько это возможно. 

– С находками какого периода чаще всего приходится работать?

– Возраст предметов, прошедших через меня, – самый разный, начиная с Бронзового века. Как говорится, от неолита до Главлита.

Получаем, например, задание – готовить к экспозиции коллекцию, связанную, допустим, с саблями – «Сабля: тысяча лет истории» - наша новая выставка. Готовим этот вид оружия. Самая старая сабля, с которой мне довелось работать, – VII века, самая «молодая» – XVII-го. Вот сабля X-XI века, вот гнутая – XII-XIII век… А это – фрагмент сабли с бронзовой гардой, связанной с восстанием Болотникова.

Монтаж выставки «Сабля: тысяча лет истории» в Научном центре «Археология и реставрация»

– Виталий, как получилось, что вы оказались профессиональным реставратором?

– Началась профессия с дворца пионеров в Новомосковске, в котором был кружок «Юный археолог» - его вёл Олег Заидов, Царствие ему небесное. Там и ощутил вкус к этому ремеслу. Помню свою первую найденную «железку» – это была конская подкова, отмачивал её в щелочи, в кислоте – не знал ещё нюансов, что требуется и механическая обработка с применением ударного инструмента. На овладение всеми премудростями ушли годы. В 1987 году впервые поехал в экспедицию на Куликово поле, это было поселение Монастырщина-V. И новичкам везёт: нашёл древнерусский ключ, за что меня наградили банкой сгущенки. 

Археологические разведки 1996 года. Виталий Шмелев - в центре

Вернулся к профессии после службы в армии в 1993 году, когда уже образовалась Тульская археологическая экспедиция – копали роддом, Кремль, много было объектов в Туле и области. Позже, мне предложили работу. Далее была стажировка в Государственном историческом музее, знакомство с опытными коллегами, изучение технологий и секретов мастерства. Что-то получалось, что-то – нет, где-то и поправляли меня порой. Иногда приходилось действовать методом проб и ошибок.

– А какой был самый сложный предмет, прошедший через ваши руки?

– Да простых не было. Но всё же… Когда проходил аттестацию в министерстве культуры на получение категории реставратора, попало ко мне ожерелье из какой-то московской коллекции, хранившейся в подвале. Бронза, медь, всё позеленевшее… С фигурками лошадей, с множеством металлических фрагментов. Я долго не мог подойти к нему, изучал, с какой стороны подобраться. Но потихоньку начал делать. 

Бывают предметы вроде бы простые, но состояние – сложнейшее для работы руинированное, монеты с полустертыми, едва заметными буквами, по которым надо определить период. Но особенно мне нравится с серебром работать, да еще если с позолотой... Это один из самых древних металлов. Древнейшие серебряные изделия датированы V тысячелетием до н. э. Эту красоту возрождаешь – душа радуется. 

– А «план по валу» есть?

– Куда же без него. Объём работы – колоссальный. В квартал мне необходимо довести до ума 30 предметов, а как правило, из них около десятка – сложные и суперсложные, на месяцы работы порой. Но это и приносит удовлетворение – когда нужно повозиться. В моём отделе работают семь специалистов вместе со мной. В нашем музее ведь много разных фондов, поэтому, кроме меня и моих помощников – «металлистов», два сотрудника занимаются керамикой, стеклом, фарфором и один – бумагой: реставрирует фотографии, документы, книги. Ещё один сотрудник прошёл стажировку в Москве и будет заниматься кожей – это, как правило, конская упряжь, обувь. А ещё недавно я всем один занимался. Теперь в отделе – индивидуально-коллективный труд: каждый по своему материалу работает, но все вместе – для истории…

Реставратор Любовь Поволяева восстанавливает бумажные раритеты